Действия кавалерийской группы под командованием Доватора в тылу врага отличались большой продуманностью.

Как правило, днем кавалерия укрывалась подальше от больших дорог и населенных пунктов, отдыхала. Лишь неутомимые разъезды шныряли по лесам во всех направлениях, нападали на одиночные автомашины, захватывали пленных. Ночами дивизии делали очередной скачок, переходя в районы, назначенные командующим группой на основании данных, собранных разъездами. Специально выделенные эскадроны и даже целые полки производили налеты на вражеские гарнизоны, уничтожали их в коротких ночных схватках.

Одним из участников этого лихого рейда младшим политруком Иваном Кармазиным была сложена не особенно художественная, но с любовью исполнявшаяся в течение всей войны песня (файл mp3).

Сквозь леса дремучие, с песнею веселою,
С острыми клинками, на лихих конях
Движутся колоннами казаки кубанские,
Чтоб сразиться доблестно с немцами в боях.

Припев:  

Эх, бей, кубанцы! Руби, гвардейцы!
Рази фашистов подлых, пощады не давай!
На дела победные, на защиту Родины
Нас водил Доватор, любимый генерал.

С именем Доватора, командира смелого,
На защиту Родины на врага мы шли.
Где прошли доваторцы, казаки кубанские,
Гитлеровцев полчища смерть свою нашли.

Славными победами мы свой путь отметили.
Били мы фашистов, бьем и будем бить:
Пулями, гранатами, миной, автоматами,
Пулеметом «Максима» и клинком рубить...

Население освобожденных районов устраивало кавалеристам трогательную встречу. Советские люди делились с кавалеристами последним мешком овса, последним куском хлеба, шли проводниками, сообщали все, что знали о противнике.

Неудержимой лавиной катились конники полковника Доватора по вражеским тылам, а впереди них неслась грозная молва о прорыве огромных масс советской кавалерии. Штаб генерала Штрауса, чтобы хотя немного рассеять панику, опубликовал приказ, в котором говорилось, что в немецкие тылы прорвалось вовсе не сто тысяч казаков, как то говорят паникеры, а только три кавалерийские дивизии, насчитывающие... восемнадцать тысяч сабель. Доватор же взял в рейд всего около трех тысяч всадников, двадцать четыре станковых пулемета и ни одной пушки!

27 августа кавалерийская группа подошла к шоссейной дороге Велиж — Духовщина, которая являлась одной из важнейших коммуникаций 9-й немецкой армии. Во все стороны веером рассыпались разъезды, высматривая объекты для налетов. А на шоссе и соседние дороги было выслано несколько эскадронов для разгрома автоколонн врага.

Разъезд младшего лейтенанта Криворотько перехватил у небольшого мостика на шоссе вражескую штабную машину. Гитлеровцы начали отстреливаться, убили одного нашего солдата. Разведчики Кихтенко и Кокурин, выскочив из канавы, стали бросать под автобус ручные гранаты. Машина загорелась, из нее выпрыгнуло несколько человек. Затрещали автоматы. Фашисты как снопы повалились на дорогу. Криворотько бросился в машину и начал выбрасывать из нее полевые сумки, плащи, чемоданы с какими-то бумагами. Из захваченных документов было установлено, что вражеский штаб находится в крупном населенном пункте Рибшево.

Один из эскадронов вышел на большак между Рудней и Гуками. Едва успели конники спешиться, как впереди послышался гул моторов. По дороге двигались четыре танка.

Командир эскадрона старший лейтенант Ткач успел предупредить солдат, чтобы стреляли только по выскакивающим из машин гитлеровцам. Сам он, зажав в руке противотанковую гранату, притаился за огромной сосной, росшей у самой дороги.

Как только головная машина поровнялась с сосной, Ткач выскочил, сильным броском метнул тяжелую гранату и моментально спрятался опять. Раздался взрыв. Танк с перебитой гусеницей завертелся на месте, поливая лес пулеметным огнем. Ткач, выждав, когда машина повернулась кормой, бросил на моторную часть бутылку с горючей смесью. Танк запылал.

Второй танк подбил политрук Борисайко. Бывший инструктор райкома партии, двадцативосьмилетний здоровяк  — Борисайко еще на походе озадачил командира эскадрона, заявив ему:

— Петр Алексеевич, изобретение я сделал оборонного характера... Изобрел противотанковую артиллерию системы Сашки Борисайко. На, полюбуйся...

Ткач еле удержал тяжеленное сооружение из трех ручных гранат, наглухо скрученных телефонным кабелем с противотанковой гранатой.

— Да разве можно такую тяжесть бросать?..

— А я, Петр Алексеевич, как, бывало, на физкультурных состязаниях брошу что-нибудь легонькое, так мне потом руку ломит, — с широкой улыбкой ответил политрук. — Люблю размахнуться потяжелее и ударить со всего плеча...

Когда Борисайко швырнул свое смертоносное «изобретение» под вражеский танк, раздался мощный взрыв, вызвавший детонацию боезапаса танка. Машина разлетелась на куски. Борисайко был оглушен взрывом. Очнувшись, он увидел, что всего в нескольких шагах от бесформенной глыбы дымящегося металла разворачивается третий танк, очевидно, намереваясь уйти.

— Не удерешь, гадина!.. — крикнул Борисайко и швырнул в танк подряд две зажигательные бутылки. Машину охватило пламя. Политрук вырвал из рук лежащего рядом солдата ручную гранату, кинулся к танку, бросил гранату в открывшийся люк. Оттуда взвился огненный столб, повалил густой бурый дым.

За уничтожение двух вражеских танков Александр Ефимович Борисайко был награжден орденом Красного Знамени.

Танк, шедший позади, также начал разворачиваться. Наперерез ему выбежал комсомолец Никон Фролов и почти в упор бросил связку гранат. Танк грузно осел и замер на месте.

...Иван Васильевич Ивинкин был опытным, боевым офицером. Совсем еще юношей вступил он добровольцем в Красную Армию, сражался с белогвардейцами и интервентами в годы гражданской войны, вступил в Коммунистическую партию, был ранен. Уволившись в запас, он восемь лет работал военным руководителем одной из средних школ города Грозного. Он привык все делать продуманно, спокойно, аккуратно.

Возглавляя два эскадрона, старший лейтенант Иванкин организовал засаду там, где большак длинной закругленной петлей спускался к мосту через сильно заболоченную речушку. Кавалеристы спешились по обе стороны большака и терпеливо ожидали. Дозорные донесли, что с запада идет вражеская моторизованная колонна.

— Сейчас услышите, товарищ старший лейтенант, как поет мой «Максим», — проговорил старший сержант Иван Акулов, опуская стойку прицела.

Из леса выехали двенадцать мотоциклистов. Двумя цепочками они медленно двигались вдоль обочин. Вслед за ними показались семь грузовиков, в кузовах которых ровными рядами сидели солдаты в стальных шлемах.

Следом из-за деревьев выезжали все новые и новые машины, быстро скользя на закруглении и спускаясь к мосту.

Акулов, стиснув рукоятки затыльника, поймал на мушку головную машину и плавно нажал спуск. Застрочил пулемет, затрещали винтовки, автоматы. Грузовики начали тормозить, съезжать с дороги. Сзади напирали разогнавшиеся под уклон машины. В течение нескольких минут вся автоколонна была уничтожена. На берегах речушки, на полотне дороги, вокруг горевшего мостика осталось 58 грузовиков, четыре бензовоза и три легковых «опеля».

В то время как эскадроны расправлялись с вражескими колоннами на дорогах, 47-й кавалерийский полк, окружил село Гуки, где свирепствовал эсэсовский карательный отряд. Спешенные эскадроны с трех сторон ворвались в село. В течение получаса все было закончено — больше сотни трупов в черных мундирах осталось в небольшой смоленской деревушке.

Проезжая по улице, командир полка заметил белевший на стене листок бумаги — объявление о премии за убийство или выдачу Доватора. Полковник Арсентьев придержал поводья, обернувшись к ординарцам, проговорил:

— А ну-ка, хлопцы, снимите осторожно эту бумажку. Отвезу ее Льву Михайловичу, пусть почитает, сколько дает за его голову Адольф Гитлер.

* * *

Отважно действовали кавалеристы на вражеских коммуникациях. Немецко-фашистское командование было вынуждено снять с фронта значительные силы пехоты и танков и бросить их против кавалерийской группы. Вражеские части с трех сторон охватили район действий 50-й и 53-й кавалерийских дивизий к северо-востоку от Велижского большака и начали прочесывать лесные дороги. Конная разведка доносила, что в Рибшеве и Рудне сосредоточиваются войска противника, пытаясь окружить кавалеристов. Надо было срочно уходить из этого района.

Доватор попытался доложить обстановку в штаб 29-й армии, но кавалерийская группа ушла так далеко от своих войск, что ее радиостанции не смогли связаться со штабом армии. Боеприпасы и продовольствие подходили к концу. Доватор решил отойти, но перед отходом произвести налет на вражеский штаб. Он знал о том, что генерал Штраус выехал со штабом из Рибшева и там остался лишь случайно задержавшийся топографический отдел да парк грузовых автомашин.

Была выслана разведка с целью определить наиболее удобные подступы к Рибшеву, состав гарнизона, расположение охраны штаба. Вместе с разъездами в разведку отправились две санитарки — Горюшина и Аверкина.

Переодетые в крестьянские платья, девушки вместе с партизаном Алексеем Ближнецовым под вечер шагали по большаку, ведущему к Рибшеву. Вскоре путников обогнала грузовая машина. В кабине, рядом с шофером, сидел немецкий лейтенант. Машина проехала немного вперед и остановилась. Гитлеровец, распахнув дверцу, на ломаном русском языке крикнул:

— Пошалюйста, красавиц, ходить сюда!..

Девушки поравнялись с машиной. Лейтенант предложил довезти их до Рибшева. Притворясь смущенной, Лена Аверкина толкнула локтем подругу:

— Поедем, Анька!.. 

Офицер потеснился, девушки забрались в кабину. Ближнецов тоже занес было ногу через борт, но сидевший наверху молодой солдат поднялся, вскинул автомат, грубо крикнул:

— Цурюк!.. Рюска свольш...

Из разговора со случайным попутчиком девушки узнали, что вражеский штаб помещается в здании школы. В Рибшеве на площади перед школой они заметили ряды грузовиков, накрытых брезентом.

Лейтенант пригласил девушек на офицерскую вечеринку. Когда гитлеровцы перепились, разведчицы, улучив удобный момент, выскользнули во двор, огородами выбрались к околице, обошли стороной хорошо запримеченный полевой караул и бросились в лес. В полночь они благополучно возвратились в штаб и рассказали, что видели. Лена принесла прихваченную на вечеринке офицерскую полевую сумку с картой и документами. За отважную разведку и ценные сведения о противнике комсомолки Анна Горюшина и Елена Аверкина были награждены орденами Красного Знамени. — В ночь на 29 августа конники налетели на Рибшево и разгромили вражеский охранный батальон. Огромный склад топографических карт и несколько десятков грузовиков были сожжены.

После этого кавалерийская группа сосредоточилась в лесу. Противник обложил весь этот район переброшенными с фронта войсками. Его авиация планомерно, по квадратам, бомбила леса. Тяжелые бомбы с грохотом рвались в чаще, падали деревья, образуя завалы на дорогах.

Кавалерийская группа тронулась в обратный путь. На рассвете самолеты обнаружили ее движение, начались воздушные атаки. По дорогам, вслед за отходящими кавалеристами, двинулись танки и моторизованная пехота врага, стягивая кольцо окружения и прижимая кавалерию к громадному болоту. Положение создавалось очень серьезное.

На выручку пришли советские люди. Командир одного из местных партизанских отрядов предложил провести кавалерию через болото, считавшееся непроходимым. Зная, что гитлеровцы никогда не рискнут забраться в такую топь, Доватор принял решение преодолеть трясину ночью. 

Доватор особенно тщательно организовал этот трудный марш. Вперед в качестве головного отряда был выслан не раз отличившийся в боях эскадрон во главе со старшим лейтенантом Виховским. Для прикрытия отхода выделялся эскадрон исключительно упорного и спокойного офицера старшего лейтенанта Сиволапова. Доватор вызвал его к себе и приказал:

— Останетесь с эскадроном на этом рубеже, пока я не дам сигнал, что дивизии миновали трясину. Отходить до сигнала запрещаю. Какие бы силы противника ни наступали на вас, держаться до последнего солдата, до последнего патрона!

— Эскадрон без вашего сигнала не отойдет, товарищ полковник, — глядя прямо в глаза Доватору, коротко ответил Сиволапов. Доватор крепко пожал ему руку.

Еще до захода солнца по одному эскадрону от каждой дивизии выступили на северо-восток, в сторону фронта. Они должны были дезориентировать противника и отвлечь его от главных сил. Привязавшиеся к коннице «рамы» вскоре выследили тянувшиеся по лесным дорогам колонны этих эскадронов. Над лесом закружились «юнкерсы», загремели разрывы авиационных бомб, затрещали пулеметы и автоматические пушки бомбардировщиков. Тогда эскадроны круто свернули с дорог и двинулись вслед за главными силами, шедшими лесом на север, к непроходимой трясине.

Ночь на 31 августа окутала дремучие леса Смоленщины. Эта ночь была едва ли не самой тяжелой в этом кавалерийском рейде.

Вслед за проводниками — партизанами Гудковым и Молотковым — по болоту, в непроглядной тьме, тянулась вереница всадников. Шли в колонне по одному, обе дивизии в затылок одна другой. Вскоре пришлось спешиться и двигаться в поводу. Конники шли по чуть заметной тропе, перепрыгивая с кочки на кочку, то и дело оступаясь и проваливаясь в болотную грязь.

Движение было крайне изнурительным. Часто приходилось останавливаться, чтобы дать передохнуть измученным, голодным лошадям, усталым, не спавшим несколько ночей людям.

Сзади, там, где остался тыльный отряд, началась перестрелка. Слышались разрывы снарядов, частые выстрелы полуавтоматических пушек.

— Сиволапова атакуют... — проговорил Доватор, оборачиваясь к шедшему следом Картавенко. Начальник штаба ничего не ответил.

До рассвета оставалось еще часа два, когда из головного отряда по цепочке передали: «Вышли на твердую землю». Доватор немедленно приказал дать сигнал эскадрону Сиволапова на отход. Над соснами взлетели красные и белые ракеты. Все сразу приободрились, самые усталые подтянулись, зашагали бодрее.

Болото кончилось.

Выйдя из трясины, кавалеристы остановились, немного почистились, напоили коней в лесном ручье, дали им поесть травы и двинулись дальше. Радисты поймали наконец армейскую рацию, приняли приказание командующего армии: выходить в прежнем направлении. Навстречу кавалерийской группе, содействуя ее прорыву к своим войскам, должны были нанести удар стрелковые части Западного фронта.

Не останавливаясь, конница шла на северо-восток, и лишь глубокой ночью Доватор дал отдых частям. Четыре разъезда на лучших лошадях выступили дальше, к участку намечаемого прорыва на Духовщинском большаке; им было приказано уточнить расположение противника.

К рассвету три разъезда возвратились и доложили, что противник занимает прежнее положение.

1 сентября кавалерия сделала еще сорокакилометровый переход и сосредоточилась в лесу южнее деревни Устье. Здесь ее ожидал четвертый разъезд. Лейтенант Немков доложил Доватору подробные данные об обороне противника.

Как только стемнело, кавалеристы без выстрела атаковали противника, разгромили первый батальон 430-го пехотного полка, прорвались через вражеское расположение, прошли боевые порядки своих стрелковых соединений и были выведены в армейский резерв.

Удар кавалерийской группы полковника Доватора имел большое оперативное значение. Конница прошла около трехсот километров по бездорожным лесисто-болотистым районам Смоленщины, проникла в глубокий тыл 9-й немецкой армии, деморализовала его работу, отвлекла — во время горячих боев под Ельней — более двух пехотных дивизий с сорока танками с линии фронта. Конники уничтожили свыше 2 500 вражеских солдат и офицеров, 9 танков, более двухсот автомашин, несколько военных складов. Были захвачены многочисленные трофеи, которые пошли затем на вооружение партизанских отрядов.

По всей стране прокатилась весть о славных подвигах кавалеристов. После сообщения Советского Информационного бюро от 5 сентября 1941 года в «Правде» появилась первая корреспонденция «Рейд кавалерийской казачьей группы». Армейская газета «Боевое знамя» посвятила конникам специальный номер. Советское правительство высоко оценило подвиги кавалеристов. Л.М.Доватору, К.С.Мельнику и И.А.Плиеву было присвоено воинское звание генерал-майора. 56 наиболее отличившихся солдат, сержантов и офицеров кавалерийской группы были награждены орденами и медалями Советского Союза.

От реки Межи до реки Ламы

К рассвету 19 сентября 1941 года конница, находившаяся на отдыхе после завершения рейда, сделала сорокакилометровый переход и передовым отрядом вышла на рубеж Борки, Жарковский. Разъезды были направлены вперед с задачей установить группировку противника на южном берегу реки Межи.

Разведчикам удалось добыть солдатские книжки и медальоны, письма и дневники. На основании этих документов было установлено, что 110-я пехотная дивизия, понеся в августовских боях на невельском направлении тяжелые потери, была выведена в резерв, получила пополнение и теперь выдвигается на передовые позиции.

Эскадроны передового отряда хорошо подготовили оборону. Солдаты отрыли окопы полного профиля, построили блиндажи с перекрытиями из толстых бревен, тщательно замаскировали артиллерию.

На рассвете 1 октября вражеская артиллерия открыла сильный огонь по расположению нашего передового отряда. Спустя полчаса противник, силой до полка пехоты, перешел в атаку. На протяжении шести часов кавалеристы отбивали непрерывные атаки вражеской пехоты. Гитлеровцы попытались обойти правый фланг 47-го кавалерийского полка и прижать его к реке, но с большими потерями были отброшены.

Как только были получены сведения о начале наступления противника, к реке Меже выступили главные силы 50-й кавалерийской дивизии.

Командир 43-го кавалерийского полка подполковник Смирнов выслал в головной отряд первый эскадрон капитана Батлука со взводом станковых пулеметов и двумя полковыми пушками, поставив перед ним задачу обеспечить развертывание полка.

Капитан Батлук с командиром пулеметного взвода, производя рекогносцировку местности, обнаружили вражеский пехотный батальон, шедший походной колонной. Гитлеровцы шли быстро, четко, держа равнение и сохраняя дистанции между ротами и взводами.

— Белоусов, выводи пулеметы на опушку! — приказал Батлук и поскакал к спешившемуся эскадрону.

— По первому взводу, в цепь!.. За мной, бегом!.. — крикнул он.

Пулеметный взвод выехал на опушку леса. В каких-нибудь трехстах метрах от спокойно маршировавших гитлеровцев изготавливались к бою пулеметные тачанки. Через несколько минут расчеты старшего сержанта Матвеева, сержантов Степаненко и Одноглазова уже были готовы к бою. Правее пулеметчиков развертывался взвод лейтенанта Немкова. Еще дальше мелькали между деревьями согнувшиеся фигуры солдат остальных взводов с винтовками и автоматами в руках. Вражеская колонна продолжала маршировать в прежнем направлении...

— Огонь!..

Стройные ряды гитлеровцев сразу же нарушились, они бросились врассыпную с дороги и залегли в канавах.

Батлук поднял эскадрон в атаку, цепи рванулись вперед. В этот момент капитан упал. Командование принял политрук Шумский и эскадрон продолжал атаку. Шумский тоже был ранен, но не покинул поля боя. Гитлеровцы не приняли штыкового боя и с большими потерями начали отходить. Эскадрон перешел в преследование, но в свою очередь был контратакован во фланг вражескими резервами. Под натиском превосходящих сил врага конники начали отходить.

Последним, прикрывая отход товарищей, выходил из боя взвод, которым командовал младший лейтенант Никифор Синьков, бывший боец 6-й Чонгарской дивизии Первой Конной армии. Гитлеровцы охватили с обоих флангов реденькую цепочку взвода. Синьков подал команду: «Отползать по трое!..» — и, тяжело раненный, упал.

Лежавший неподалеку от него комсомолец рядовой Ребров, доброволец из станицы Советской, под сильным обстрелом подобрался к младшему лейтенанту, поднял его на плечи и пополз вслед за своим взводом. Три раза ему приходилось останавливаться и отстреливаться от наседавших гитлеровцев. Реброва тоже ранило, но он не бросил своего командира и продолжал ползти. Когда его ранило вторично, силы оставили Реброва. Он осторожно опустил Синькова на землю и прикрыл своим телом так и не пришедшего в сознание командира. Спасая жизнь офицера, отважный воин свято выполнил воинский долг, отдав при этом свою жизнь.

Отойдя, кавалеристы опять окопались.

Рано утром 4 октября артиллерия противника возобновила обстрел наших позиций. Уже трое суток конники удерживали свои оборонительные рубежи! Обстрел продолжался с полчаса, потом орудия смолкли. Конники приготовились встретить вражескую пехоту, но она не показывалась из своих окопов. С запада быстро нарастал резкий гул моторов.

— В-о-здух!..

Над вершинами сосен курсом на северо-восток тремя эшелонами шли 17 бомбардировщиков. Более сорока минут бомбили они наши позиции.

Только скрылись самолеты, снова заговорила вражеская артиллерия. На опушке леса показалось двенадцать танков, за ними во весь рост двигалась пехота. Подпустив танки метров на двести, с переднего края по ним ударили из укрытий сорокапятимиллиметровые пушки. Одна машина завертелась на месте с перебитой гусеницей, вторая загорелась. Полковые пушки беглым огнем били по пехоте. Не выдержав интенсивного огня, вражеская пехота залегла. Танки повернули назад, оставив одну горевшую и две подбитые машины. Атака была отбита.

Во второй половине дня генерала Плиева вызвали к телефону.

— Исса Александрович, положение осложняется, — послышался в трубке голос генерала Доватора. — Противник крупными силами наступает на Белый. Командующий армией приказал немедленно направить туда 53-ю кавалерийскую дивизию. Вам придется рассчитывать только на собственные силы. 

Плиев положил трубку, несколько минут о чем-то размышлял, прислушиваясь к грохоту орудийной канонады, потом обратился к начальнику штаба:

— Товарищ Соловьев, я решил перейти к маневренной обороне. Передайте Ласовскому приказание: немедленно оторваться от противника, на широких аллюрах отойти за линию железной дороги Земцы — Ломоносово, занять промежуточный рубеж обороны по реке Чернушка и на нем пропустить через свои боевые порядки остальные полки. Смирнову и Арсентьеву продолжать упорно обороняться, пока арьергард не займет оборону.

На правом фланге дивизии конники группами потянулись в лес, а спустя полчаса 37-й кавалерийский полк уже шел рысью на новый рубеж обороны.

Гитлеровцы возобновили атаки. Их артиллерия и тяжелые минометы минут двадцать вели огонь по нашим позициям, потом снова показались плотные пехотные цепи с семью танками впереди. Вторая атака также была отражена, но на южном берегу Межи противник вышел почти к Жарковской, угрожая отрезать коннице путь отхода.

Но вот на востоке загорелись красные ракеты — Антон Ласовский доносил, что его полк занял оборону. Генерал с начальником штаба поскакали лично выводить из боя полки первого эшелона. Полки должны были отойти поэскадронно и сразу же занять оборону на третьем рубеже.

Гитлеровцы еще не успели изготовиться к новой атаке, а конники уже устремились в лес, быстро разобрали коней и затерялись в лесной чаще. За спиной их послышался грохот, вражеские батареи снова начали аккуратно обрабатывать оставленные конниками окопы. Вскоре противник заметил, что он бьет по пустому месту. В небе показались 22 бомбардировщика, выискивающие кавалерию. Обнаружить ее на марше не удалось и, «Юнкерсам» пришлось сбросить бомбы куда попало.

Этим маневром Плиев выиграл время. Только к вечеру передовые части противника вышли к Чернушке, где были встречены огнем боевого охранения, предусмотрительно выдвинутого на западный берег реки. Гитлеровцы развернулись и повели наступление; их артиллерия засыпала речушку градом снарядов. Оставленные на западном берегу три кавалерийских взвода постреляли с полчаса, отошли к коноводам и присоединились к полку. 

Противнику все-таки удалось нащупать нашу оборону. Его батареи перенесли огонь на восточный берег, но эскадроны растянулись такой редкой цепью, что снаряды почти не причиняли им вреда. Пехота противника продолжала упорно продвигаться вперед. Вскоре оба фланга 37-го кавалерийского полка были обойдены, до трех пехотных батальонов врага наступало с фронта.

Тогда генерал Плиев приказал арьергарду отходить за третий рубеж обороны, уже занятый 43-м и 47-м кавалерийскими полками.

Маневренная оборона кавалерии изрядно вымотала противника. В третий раз за день главные силы 110-й пехотной дивизии вынуждены были развертываться для боя. Опять им нужно было менять огневые позиции, ставить новые задачи полкам, батальонам, ротам, организовывать взаимодействие пехоты с артиллерией и танками. Все это значительно замедляло наступление.

После полуторачасового боя на третьем рубеже кавалерийские полки в сумерках оторвались от противника и отошли на новый рубеж, где уже снова занял оборону арьергард.

Так в течение 4 октября конники сдерживали натиск целой пехотной дивизии противника, усиленной танками и поддерживаемой авиацией.

Крупные силы противника рвались к Белому, для обороны которого командующий армией выделил группу генерала Лебеденко. Юго-западнее города разгорелись ожесточенные бои. Особенно сильно напирали гитлеровцы вдоль шоссе Духовщина — Белый, создав здесь угрозу прорыва на стыке двух наших стрелковых соединений.

К исходу 3 октября в район Белого подошла 53-я кавалерийская дивизия. Генерал Лебеденко поставил комбригу Мельнику задачу — оседлать Духовщинский большак и остановить наступление противника. 50-й и 44-й кавалерийские полки спешились и заняли оборону. Всю ночь противник вел разведку сильными разведывательными группами, но нигде не мог проникнуть в наше расположение. За ночь эскадроны окопались и сделали завалы вдоль большака, проходившего среди густого леса.

Двое суток шли бои на ближних подступах к городу Белый. Наши части отбивали одну атаку за другой, а нередко и сами предпринимали контратаки, чтобы восстановить свое положение. Гитлеровцы теряли время, и это ставило под угрозу срыва их план наступления. 

На рассвете 6 октября противник бросил в бой авиацию. Бомбардировщики группами до восьмидесяти самолетов в каждой атаковали наши позиции. От разрывов авиационных бомб лес затянуло дымом, с грохотом падали вековые деревья, кое-где загорелся сухой лес. Воздух был до того накален, что стало трудно дышать.

Противник, усилив натиск, прорвался южнее Белого. Танки и моторизованная пехота, обходя город с юго-востока, поворачивали на Холм Жирковский, Сычевку. Командующий армией отдал приказ отходить. Стрелковые части, свертываясь в походные колонны, потянулись по лесным дорогам на новые оборонительные рубежи. Их отход прикрывала конница.

Противник предпринял еще более настойчивые атаки, в которых пехоту поддерживали многочисленные танки. Самолеты буквально «висели» над нашими позициями. Под напором численно превосходящих сил врага спешенные кавалерийские полки начали постепенно отходить назад. Чтобы дать им возможность оторваться от противника и отойти к коноводам, комбриг Мельник приказал своему резерву атаковать наступающую вражескую пехоту в конном строю.

На опушке большой лесной поляны, справа от большака, выстроились эскадроны 74-го кавалерийского полка, полковая батарея и пулеметные тачанки заняли огневые позиции на правом фланге.

Из леса, отстреливаясь от наседающего противника, начали выходить эскадроны 50-го и 44-го кавалерийских полков полковника Семена Тимочкина и майора Бориса Жмурова. Через несколько минут на поляну высыпали гитлеровцы.

Загремели пушки, застрочили пулеметы. Под их огнем вражеские пехотинцы залегли, а затем бросились обратно в лес. Тогда майор Сергей Красношапка выхватил из ножен широкий кубанский клинок, крикнул: «Шашки, к бою!.. За мной!..» — и сильно выслал шпорами своего ахалтекинца. Эскадроны устремились за командиром полка.

Кавалерийская атака явилась для противника полной неожиданностью.

Эскадроны смяли вражескую пехоту и, прежде чем она успела прийти в себя, скрылись в лесу.

После трехсуточных боев в долине реки Межи 50-я кавалерийская дивизия отошла к большаку Оленине — Белый и еще четверо суток отражала попытки противника обойти правый фланг армии. 9 октября подошедшие стрелковые части сменили дивизию, и конники выступили в направлении Вязоваха, куда уже шла от Белого 53-я кавалерийская дивизия. Был получен приказ командующего Западным фронтом о выводе кавалерийской группы в резерв для пополнения.

Соединившись, обе дивизии направились к станции Осуга, находившейся на рокадной железной дороге Ржев — Вязьма, но противнику удалось упредить конницу. 41-й немецкий моторизованный корпус, захватив Холм Жирковский, Ново-Дугино и Сычевку, развил наступление на Ржев. Кавалерия отошла в Медведовский лес. Высланные разъезды привезли неутешительные вести: по большаку вдоль железнодорожного полотна идут на север моторизованные колонны врага, а с запада на арьергарды наседают его преследующие части.

В ночь на 11 октября кавалерийская группа подошла к большаку. Было сыро, холодно, очень темно. Нескончаемым потоком шли мимо танки, грузовики с пехотой и орудиями на прицепах, специальные машины. Тяжело завывали моторы, фары тускло блестели сквозь частую сетку ненастного осеннего дождя. Осторожно, стараясь не производить шума, подтянулись авангардные 37-й и 74-й кавалерийские полки.

Поток машин стал понемногу редеть, и наконец движение прекратилось. Большак, изрезанный глубокими колеями, полными грязной воды, иссеченный гусеницами, опустел. Прозвучала команда: «Пря-я-ямо-о!..» Зачавкали по грязи сотни конских копыт. Авангард 50-й кавалерийской дивизии двинулся вперед, пересек дорогу, потянулся дальше, скрываясь в непроглядной тьме. Вдали опять замигали огоньки фар — приближалась еще одна вражеская колонна.

Эскадроны, не успевшие пересечь большак, снова укрылись в перелеске. Генерал Плиев приказал задержать перешедший дорогу авангард до сосредоточения остальных частей. Перед самыми машинами карьером промчались несколько всадников и словно растаяли во тьме.

Снова потянулись грузовики, танки, орудия, трактора. Машины буксовали, часто останавливались. Совсем рядом звучали хриплые, злые голоса закутанных в пятнистые плащ-палатки солдат, подталкивавших огромные машины, крытые заляпанным грязью брезентом. Наконец и эта колонна скрылась за деревьями. Кавалерия продолжала переходить большак.

Осталось еще три эскадрона 43-го кавалерийского полка, следовавшего в арьергарде, когда справа из-за пригорка вновь показалась длинная вереница огней. Противник мог надолго задержать конницу, а до рассвета оставалось уже не так-то много.

Прозвучал резкий голос Плиева:

— Огонь по фарам! Эскадронам, повзводно, галопом!..

Из темноты прокатились выстрелы. Огни остановились, начали гаснуть. С той стороны также засверкали вспышки, над головами завыли пущенные наугад снаряды, трассирующие пули. Взвод за взводом проскакивали конники через большак.

Плиев стоял, напряженно всматриваясь вперед. Рядом захлюпали по грязи копыта, выплыла фигура всадника; от бурки она казалась огромной и неуклюжей. Простуженный голос проговорил:

— Товарищ генерал, остался только третий эскадрон...

— Быстрее перебрасывайте орудия! — откликнулся командир дивизии. Подполковник Смирнов скрылся во мраке осенней ночи.

Когда через дорогу переправили последнюю пушку, Плиев негромко крикнул назад: «Третий, пря-ямо-о!..» — и поехал рядом со старшим лейтенантом Ткачом.

В двух километрах левее большак переходила 53-я кавалерийская дивизия...

3-я немецкая танковая группа захватила Ржев и Зубцов; колонны танков и моторизованной пехоты двигались по дорогам дальше на Восток — на Погорелое Городище, Шаховскую, Волоколамск. Наши войска с тяжелыми оборонительными боями отходили к Москве…..